Весенний
пессимизм
Погода действительно была ужасающей: то лучи солнца ублажали человеческое самолюбие, то теребила его темнота туч.
Природа заставляла человека почувствовать страх, но вместе с тем, словно бы сама, боясь чего-то, разгоняла ветер до огромных скоростей и шептала невнятные звуки, шелестя ветвями голых деревьев. Этот шёпот сливался с человеческим, превращаясь в голос, возвещающий все десять заповедей и заставляющий вздрогнуть даже мышь, уютно расположившеюся в своей норке. Голос делался то очень громким, готовым разорвать барабанные перепонки, в эти минуты он был настолько различимым для слуха, что даже странствующий Моисей не слышал его с такой чёткостью, то голос делался слишком тихим и неразборчивым.
Иногда из-за туч выглядывало солнце, и свой зоркий взгляд опрокидывало на землю, напоминая глаз, внимательно смотрящий в замочную скважину. Внимательно и боязливо... Лучи света, падая на лужи, отражались – и Вера щурилась. Когда это происходило, Верино лицо не казалось уже таким красивым и безупречно сложенным. Но как только светило, уставшее за миллионы лет, на несколько минут зажмуривалось, всё возвращалось на свои места: прекрасные губы вновь наполнялись своим «красным» очарованием, морщинки исчезали, хрусталики впитывали цвета приходящего лета. Словом, распускался после ночной паузы цветок. Божественной красоты цветок, чудо природы.
«Смотрите, вот она перед вами, истинная и прекрасная!», - свистел ветер, развивающий длинные волосы. Он кружил воздушные потоки, играл с Вериным пальто, желал получить поцелуй, но, не дождавшись, сам вручил его теплым губам. Вера закрыла лицо руками – ей стало холодно.
«Почему ветер обдувает только моё лицо? Ведь на улице много людей, но их он не трогает, - подумала Вера и в её душе образовалась неприятная тягучая обида, - Мне не везёт буквально во всём. Это потому, что я слишком много требую от жизни. Требую понимания, счастья, порой безумия...».
Красота привлекла стихию, но Вера не заметила этого. Ветер, разозлённый безразличием к его чувствам, непонимающий обид, подарил Вериной щеке лёгкую, но решительную пощечину, отчего лицо девушки покраснело. Вера чуть было не заплакала.
Солнце отогрело надежду – Вере стало на секунду спокойнее. Через секунду, когда небесный глаз был закрыт телом неуклюжей тучи, в юной голове родилась мысль: «Ужасная погода! Ужасная, как и вся моя жизнь». Но неужели жизнь Веры столь ужасна? Ни мыши в норах, ни люди в домах не могли точно ответить на этот вопрос. Их наблюдательность сводилась к другим персонам.
Девушку грыз пессимизм...
Разве борьба солнца и туч, музыка весны и появляющихся листьев, не могли родить в её душе что-то оптимистическое? Почему всё это не пробуждало у неё светлых чувств? Вера хотела получить их, но мешал страх.
Девушка страдала...
Почки давно уже пробились, природа пробудилась. И, может быть, пробудилось бы Верино спокойствие, если бы не эта сегодняшняя погода, действующая на нервы и туберкулез, разрывающий мечты на части...
Мама говорила, что нужно молиться, ведь бог страдал за Веру и её душу. Но и Вера страдала. За что или за кого? За бога? За людей? Было в неё что-то от мессии... Через её красивые губы маленькой струйкой пробивался страх. Естественный и вынужденный страх, не описанный в скрижалях Моисея. «Господи, ты страдал также, когда в последний раз прогуливался по саду? Когда в последний раз вдыхал аромат сквозь сомкнувшиеся на ночь лепестки...».
«Была мечта... Вот и нет мечты – Вера подвела итог своей прогулки – Растворилась в лужах... Да и вовсе была ли?..». Невыносимо хотелось заплакать... По щеке покатилась слеза...
Солнце стыдливо подморгнуло деревьям, чуть пощекотав ещё не обсохшие листья. А ветер, шаловливый ветер, утёр Верины слёзы платком надежды.
- Всё хорошо... Всё будет хорошо, глупышка – сказал он и Вера почувствовала, что это тёплый ветер.
- Правда?
- Правда... В конце концов сейчас весна... Слышишь, как благоговейно шумят деревья?..
- Слышу...
Вера прислушивалась к этому шуму, всё лучше чувствуя тепло... Был он по матерински близким, этот шёпот вселенной...
Кто я?
Я…
Когда пытаешься написать про себя,
получается в итоге что-то
неестественное, далёкое и кажется, что
биография эта и вовсе не соответствует
реальности. Может быть, так и есть? Может,
автобиография это вымысел, придуманная
судьба какого-то другого человека? А
может, просто, в ней нет откровения,
слишком дорогого для человека, которое,
подобно солнечному удару, сплетает
мысли в трезвый узел осознания того, что
стоишь?.. В конце концов, любое
написанное на бумаге не является
действительным, а живёт лишь частью
размытого отражения того, что
происходит внутри… Но, чёрт побери, это
попытка понять, что же всё-таки там
происходит, и это путь за рамку
постоянства!..
Слепая
Путь для старухи
оказался непростым. Всю дорогу она
кряхтела, вопрошала Бога о спокойной
смерти, шла, переваливаясь из стороны в
сторону. Шаг её был тяжелым, и, казалось,
сейчас, непременно сейчас, почва
продавится и земная кора расплющится
под слоновым весом. Но земля имела силы
выдержать весовой напор. И природа
спрашивала… Старуха сама не раз
задавалась вопросом как планета ещё не
треснула от её самолюбия, победившего
даже долголетие, и надутого пузыря –
живота, такого, что старуха с лёгкостью
сошла бы за богиню плодородия. Но
точного ответа не находилось, тогда она
радостно размыкала замки своей души и
смело выкидывала наружу предположение,
что вся причина заключается в
близкородственной древности, её и
природы. Вот ещё один шаг, за ним другой,
третий… По бокам прорезались пшеничные
поля, заиграли детьми солнца колосья и
приятный сладковатый запах,
просочившись через поры, замазал
старческие болячки. Женщина
остановилась, удивлённо огляделась. Не
переставала она замечать и удивляться
жизни с её красотами. Может быть, потому,
что сама была уродливой?..
Та, которую звали Яна, проснулась от
титанического скрипа земли,
доносившегося откуда-то из далека. Не
одеваясь, она выбежала во двор. Там,
среди отпечатков неизвестного
звёздного животного, красовались
огромной величины следы, заставляющие
своим видом дрогнуть сердце. Поняв, в чём
дело, Яна орлицей влетела в сундучную
комнату старухи – великанши. Опасения
девушки оправдались: старухи в комнате
не было…
- Но почему сейчас? - спросила Яна у
объёмной тени, с трудом влезшей в
оконную форточку.
- Не знаю, - задумчиво ответила та, тая под
взглядом человека,- Я всего лишь тень…
Тогда Яна неосторожно приблизилась к
этому сгустку воспоминаний и нежно
поцеловала в губы - и то, что ещё
оставалось от прабабки исчезло…
Старухе вспомнились одинокие слоны,
которых она видела по телевизору. Под
сплетение узла старости, уходили они в
долину забвения, дабы испустить
измучившейся дух. И так продолжалось из
поколение в поколение… Но она, –
человеческое дитя, знала, что с ней
должно будет случиться нечто подобное,
задолго до появления телевизора. Знала и
принимала. Ведь так поступали ещё
глубокие её предки…
Путь был не простым… И вот сейчас, как и
её бабка много лет назад, восседает она
на золотом пшеничном троне… Природа
более не злится. Ветер, теперь, обдувает
её чело, как и тысячелетний камень,
слёгший в речной низине, кузнец, теперь,
бороздит лесок её волос, как и
бесконечные гаи трав… Лето – жаворонок
открыло старухе пространный секрет, что
не только оно тащило на своих плечах
невероятно тяжёлую женщину, но и она в
свою очередь тащила его на своих.
Дождь снял со старухи очки, и женщина,
разомкнув веки, увидела огромное
бьющееся сердце – солнце. От сердца
отходило множество сосудов, которые
ветвились реками и океанами, лесами и
бескрайними полями, а, обретя бурый цвет,
впадали в грудины миллионов людей.
И внимая стуку сердец, старуха подумала:
«Слепая я была… Слепая…».
(©
Григорий Тисецкий, 12.05.2003г.)