Нежный вампир
(продолжение)
Павел поведал об
исключительно денежных интересах
врачей. На что тётка спокойно ответила: «Дурак,
ты! Ещё больше, чем они с их точностью…».
Ещё одну попытку старуха предприняла
через месяц, когда живот беременной,
подобно человеческой
безответственности на планете, раздулся
ещё больше. И в этот раз её не удалось
оставить племянницу в деревне дольше,
чем на день. И снова она действовала
тогда, когда Павел был в отъезде… И
снова Павел увёз жену…
После неудачной третьей попытки, тётка
потеряла решительность и всякую надежду
изменить грядущее. И хотя она ещё долго
не могла спокойно заснуть, размышляя о
своей обидной неудаче и Роке, больше
старуха не рискнула предпринять что-либо.
В начале июня, когда цветы перестали
удивлять своей пышностью, грядущее
превратилось в настоящее. Раздались
звоны наступавшего утра, торжественные,
могущественные в своей
восклицательности. И под эти звоны
муравейником расположились под окнами
родильного дома фотографы и
телевизионные операторы. Репортёры,
священники, политики, лодыри и
бездельники – все они облепили
невзрачное минское здание, желая
собственными глазами увидеть чудо.
Словом, весть о рождении, или как
говорили священнослужители, пришествии
из мира того, аномального ребёнка,
заставила горожан бросить дела и
болтливыми толпами притащиться к
ставшему знаменитым роддому. В течение
двух недель дежурили они табунами,
надеясь улицезреть чудо, но так ничего и
не дождавшись, к концу шестой недели,
расстроенные и разозлённые, жители
вернулись в свои запыленные дома.
Экономическое и политическое положение
в стране успело за это время значительно
ухудшиться. Нищих стало на несколько
тысяч больше, милиционеров – меньше.
Страну захлестнула волна недовольства…
Дошло до того, что люди обвинили во всём
епархию и правительство, и даже подняли
бунт, вследствие которого власть
коренным образом поменялась. Всё
изменилось: столицу перенесли в Гродно,
поменяли символику, закрыли
православные церкви, бывших крупных
чиновников отправили в Гаагу.
Газеты запестрели вырезками из архивных
материалов, бывшими ещё две недели тому
назад секретными. Все, вовлечённые в
свежий круговорот, позабыли об
удивительном и странном существе,
появившемся на свет много дней назад.
Ещё в первые, сенсационные, дни ходили
слухи, будто существо это не что иное,
как вампир, отчего домохозяйкам
делалось не по себе. Подогревало скандал
и то, что мать сенсации сумасшедшая…
Павел, казавшийся мужественным и
сильным, не выдержал…Ему было стыдно?
Ему было противно? Ему было страшно?.. Он
отказался от ребёнка ровно за четыре
минуты до конца схваток. Подкупив
главврача, координирующего
сопротивление блокаде, Павел тайно
покинул роддом… С тех пор Павла никто не
видел. Ходят различные слухи о его
теперешнем месте нахождения. Одни
говорят, что он живёт где-то на Кубе под
чужим именем, другие утверждаю, что он
записался в какую-то террористическую
иракскую организацию…
Так после тайного исчезновения Павла
появился острый вопрос, под чью же опеку
отдать новорождённого. Хотели, было,
доверить матери, но, убедившись
окончательно в болезни её рассудка,
передумали… Тут, к счастью, объявилась
сморщенная старуха, назвавшаяся бабкой
ребёнка. На неё то и оформили
необходимые документы…
Не имея ни малейшего представления о том,
как какие имена дают бесполым существам,
решили назвать чудо Мариной. Это имя
записали в свидетельстве о рождении…
Небесное полотно полностью впитало
остатки пролившегося варенья и, успев
проголодаться, изменило свой цвет на
серый. Алексей не мог не заметить
небесных перемен. Отложив табличку для
вызова духов, он рысью помчался на гору
вопросов. Тридцать дней он медитировал,
надеясь познать причину перемен. И ответ
пришёл… Ощутив вселенский голод, камень
плоти его содрогнулся. Ещё тридцать дней
Алексею потребовалось на поиски еды для
неба… «Ну вот!», - прокричал Алексей в
гигантское посеревшее ухо, затащив на
вершину горы всё съестное, что удалось
отыскать. Небо презрительно взглянуло
на дарственную кучу и, вызвав бурю,
разбросало её по всей планете. Такой
неожиданный отказ навёл на Алексея
глубинный страх. Тридцать дней он
находился в оцепенении, двадцать дней
отходил от тяжёлого состояния, десять
дней бежал, пять дней бродил по лесу,
размышляя о поступке неба. На шестьдесят
шестой день Алексей постучался в дверь
дома, принадлежавшего родной тётке.
Старуха безо всякой радости приняла
племянника. Беззубая, почти лысая, она
проводила Алексея на кухню, где,
накормив и напоив, рассказала всю
историю, произошедшую с его неразумным
братом. Рассказ был долгим и мучительным…
Алексей узнал о печальной смерти бабки-опекунши,
которая вздумала покормить внучку
собственной иссохшей грудью, а,
почувствовав нажим собачьих клыков и
испугавшись, испустила дух. Узнал о
пышных похоронах, о психбольнице, о
пришедшем письме идиота – брата, в
котором кроме строчки «Здравствуйте!
Как вы? Я в порядке. Что там у вас говорят
обо мне?», ничего не было, о минском цирке,
взявшем юную Марину под свою опеку…
Закончив повествование, тётка
расплакалась… Напоследок дала она
Алексею буханку хлеба и, обвинив
племянника во всём произошедшем,
прокляв его до десятого колена, выгнала
из дома…
И Алексей поплёлся в город. С каждым
пройденным метром он всё больше понимал
огромный масштаб перемен…».
Поддавшись желанию дочери, Михаил вёл
Алину пыльным тротуарами прямо к серому
куполу. Назойливые голуби, обсиживающие
треснувшие плиты, разрывали
человеческую напряжённость. Поднявшись
в воздух, они впивались когтями в
излишнюю скованность и решительными
рывками тянули её на себя… Вот
черноголовый голубь взмыл перед
Михаилом, вцепился когтями во вредную
напряжённость и потянул… Резиной
отдалась она по мощному клюву – голубя
отбросило на несколько метров… Всю
оставшуюся дорогу Михаила не покидали
мысли о том болотном дне, в котором
сахаром в воде растворились глаза брата…
Холл цирка кишел людьми. «Вот он,
муравейник! Но пусть суетятся…», -
подумал Михаил, отдавая билет
контролеру. Взяв дочь за руку, он вошёл
внутрь, как вдруг услышал знакомый голос
позади себя. Михаил обернулся:
протискиваясь между зеваками, к нему
направлялся взъерошенный Алексей.
- Привет! Ты тоже пришёл на представление?
– сказал Алексей, протягивая руку.
- Привет! – Михаил пожал красную руку, - Я
прочитал до конца. Не обижайся, но мы не
можем опубликовать рассказ… Ещё я хотел
сказать тебе…
- Ладно, не здесь!
- Ну, ёлки палки! Долго вы ещё будете
стоять на проходе? – послышался чей-то
нудный голос.
- Маладые люди, праходьте унутарь! –
заворчала контролёр.
…Свет потух, заиграл оркестр, заиграли
нервы Михаила, заиграла цирковая
мистика… Откровением явился ведущий.
Сделав несколько красивых поклонов, он
поднёс микрофон к губам. Поцеловал его и
начал свою каждодневную речь. Михаил не
слышал, что он говорил – его мысли были
заняты другим… Он пытался вспомнить…
И тут, расправив чёрные крылья, на ковёр
ночью опустилось нечто, что совершенно
не имело волос, но чьё детское лицо было
столь женственным… Это удивительное
сочетание деткости и взрослости,
женственности и мужественности
заставило Михаила в миг пробудится. Он и
представить себе не мог, что тело бывает
столь совершенным, а движения столь
пленяющими… Существо подняло руку – и
на сцену вывели молодого жеребца,
сильного, красивого. Подойдя к коню,
существо погладило, подобную лесам
Амазонки, мохнатую гриву, так нежно, что
жеребец заржал в экстазе. Смычок
прошёлся по струнам – в секунду нечто
вцепилось своими острыми клыками в
мускулистую шею. Зал ахнул, а жеребец
даже не сдвинулся с места. Он по-прежнему
находился в экстазе, полностью
отдаваясь неизвестному. Движения
существа манили своей аккуратностью. Ни
одна капелька крови не попала на ковёр…
Михаилу этот поступок показался чем-то
первородным, сидящим глубоко в
подсознании… Закончив трапезу, нечто
повернулось к зрителям и ивовой
веточкой наклонилось к полу. Такой
своеобразный поклон, да и всё, что
происходило до этого, не вызвало бурю
оваций. Окаменевшие зрители молчали,
словно бы впали в кому, лишь только
некоторые смогли подняться и
зааплодировать. Но аплодисменты эти
были хилыми, бессильными, как будто
место коня занимали сами аплодирующие…
Когда часы сломались, а время утратило
всякий смысл – взгляды встретились…
Михаил почувствовал небывалую нежность.
Зрачок расширился, пропуская
человеческое дитя во владения тайны
воспоминаний. Лопнули болотные пузыри,
распугав жаб, запели кувшинки, басом
заговорила тина, мудрый брат раздвинул
руки, готовый подняться над бытовой
грязью. И эти таинственные глаза
предстали во всей ясности…
Свет залил пространство под куполом – и
веки существа опустились театральным
занавесом, спрятав мистические глаза –
глаза брата…
Алексей устало ввалился в проветренную
комнату с голубыми обоями. Там, скрестив
ноги, сидело улыбающееся существо.
- Дядя, ты же мой дядя? – в очередной раз
спросило оно.
- Да, - в очередной раз ответил Алексей.
- Ну не стой же! Иди ко мне…
Алексей упал в распростёртые объятия.
- Я дитя самого неба? – спросило оно, в
очередной раз, подарив поцелуй.
- Самого неба… - монотонно сказал
Алексей… Руки его жадно впились в
небесную кромку. Он желал разорвать
полотно, желал увидеть что находится за
ним… Но ничего не выходило, и Алексей
придавался плачу… И на миллионы,
напряжённо думающих, голов сваливалась
неясность купола… И небо всё твердило: «В
том, кем ты был, в том, что ты делал, не
было истины…».
(©
Григорий Тисецкий, 12.05.2003г.)