Опыты одинокой женщины
или
Она не умела говорить «нет»
Она не умела говорить «нет». И её хрупкое красивое тело всё сжималось от чужих прикосновений. И покрывалось мурашками. Всегда нечто жертвенное было в таком сексе. Даже под конец, когда напряжение долгого одиночества спадало и приходило физическое облегчение, её не покидало болезненное ощущение неуверенности и неясного беспокойства. Она казалась себе чужой, и ей было неуютно в своём собственном теле. И хотелось встать и убежать от этих ощущений. Но куда она могла убежать? Тело было её домом на этой земле. Одиноким. Хотя не единственным. Была ещё квартира. И в своей квартире ей было порой уютней и проще, чем в собственном теле. И она мужественно жила с этой неразрешимой проблемой, принимая её как данность существования. А проблем ей было дано предостаточно. Тянуло их друг к другу. Поэтому гости были редким явлением в обоих её жилищах. Она любила побыть одна…
Она и была одна. На протяжении десятка лет своего замужества никакого «мы» она так и не смогла ощутить. Честно пыталась, но не смогла. И даже рождение дочери не изменило её восприятие. Она всё время ощущала в этом какую-то неправильность и даже вину. Ведь с самого детства её учили, как должно быть. А у неё всё получалось не так, как надо. Как принято. Но она всё пыталась понять кому надо. И кем принято. И зачем. И почему именно она должна в этом участвовать. И обижалась. Немножко злилась. Иногда упрямилась по-детски. И что произойдёт с ней, если она скажет «нет»? И её все считали странной. Но обязательно хотели на ней жениться. То есть считали все, а хотели только мужчины. Разные. Предложения делали. Один раз даже, когда она уже была замужем и ходила беременной. Была в этом какая-то загадка. Почему обязательно замуж? Ведь она не хотела замуж. Когда первое предложение ей сделали, чего-то испугалась неясно. Затосковала. Заметалась. Забеспокоилась. Как-то не по себе ей было тогда. Хотела, чтобы её в покое оставили. И пыталась пропасть. К телефону не подходила. Жить уехала к подружке. И всё пыталась понять, что же с ней не так. Но не успела. Её разыскали. Пожурили. Простили. Не поняли её невнятного «нет». И привели в ЗАГС в белом платье. И кричали «горько». И это казалось ей очень верным…
Она так и не успела понять, почему это с ней произошло. Ведь она же говорила «нет»…Но оказалась внутри ячейки общества. Хотя общества она не любила. Она любила побыть одна. Наслаждалась поздним утром, когда муж уже уходил на работу, и в квартире никого не было. Досыпала сладко. Она так и не смогла привыкнуть с ним спать. И дело было не в муже. Просто не высыпалась, когда кто-то был рядом. И даже много позднее, преодолев кучу комплексов и страхов, она так и не могла заснуть в объятиях нежной доверительности посвящённых. Удирала всегда. Или отправляла своего полусонного ворчащего избранника на другую постель в другую комнату, при наличии таковой… А тогда она всё пыталась привыкнуть. Приспособиться. Быть как все…
Но вот однажды вдруг поняла, что устала. Что ей очень тяжело жить как все. Ломать себя. Притворяться. Приспосабливаться. Что дальше так не может продолжаться. Что она хочет перемен. Независимости. Свободы. Воздуха. Покоя. Возможности ответов на свои вечные вопросы. И если для этого нужно будет уйти от мужа, то она уйдёт. Начнёт с нуля. Сможет. Выдержит. Хотя она сначала честно хотела, чтобы всё это получилось именно с мужем, оживило бы их отношения, открыло бы новые возможности. Ведь после дочери это был самый близкий ей человек…
С мужем не получилось. И она ушла. И стала жить одна. То есть без мужа. Со своими проблемами, со своей дочерью в своей квартире. Временами она продолжала ощущать тяжесть панциря искусственности человеческих отношений и восприятия жизни. И стены её уютной, всегда чисто прибранной квартиры давили, надвигаясь в бессонном полумраке. Что-то живое и нежное трепетало в ней, ища выхода наружу, но натыкалось на тупую тяжесть этого панциря, отзываясь непонятной тоской и болью во всём теле. Несбыточной тоской по Абсолюту называла она эти состояния. А с болью расставалась на кушетке массажиста, который не переставал удивляться её зажатости. И в такие моменты она не любила себя и своё тело. Но всё же заботилась о нём, как добросовестная хозяйка заботится о своём доме, где сама, где приглашая мастеров. И она водила его в тренажёрный зал, и занималась с ним Йогой, и макала в бассейн, и катала на велосипеде, и парила в сауне. Это она могла делать сама. Но тело иногда просто требовало участия мастеров. И не слушалось никаких уговоров, вновь и вновь напоминая о своём. Нужен был мастер. Необходим. Мужчина. Но она не знала, где его искать. Или их… И, главное, зачем? И почему именно она должна искать? Ведь она была красива. Странна. Стройна. И очень красива. И хотя было нечто пугающее, порой даже болезненное в необычайности её красоты, почти ежедневно ей звонили мужчины, представляясь мастерами, и предлагали свои услуги на все лады. Она была гостеприимной, но слишком недоверчивой хозяйкой. Встреча с мастером её каждый раз пикантно волновала и пугала одновременно. Своей невозможностью и необходимостью. Как визит к дантисту, таивший в себе страх боли и радость от её избавления. Она всегда шла на телесный контакт преодолевая себя. Её душа мечтала о свидании с Богом, а попадала на занятия спортом. Почему-то нечто пневматично-техничное было в каждом первом сексуальном опыте. Это не было нежностью влюблённых, скорее два спортсмена демонстрировали друг другу безупречность своей техники. Тело работало, отзывалось на прикосновения, двигалось и на миг расслаблялось. Пар. Пот. Но не Бог. Вся эта спешка, все эти негибкие, стремительно-суетливые движения вечно куда-то неуспевающих её просто убивали. Опустошали. А хотелось наполненности. Хотелось пережить и прочувствовать это глубже, не на внешнем плане. Хотелось не только ласки, но и любви…Эхом в этих гулких своей пустотой формах метался, не утихая, вопрос «когда?». Может в следующий раз будет по-другому? И хотя она женским чутьём своим всегда распознавала бесполезность второй попытки, иногда это всё же происходило. Сама не знала, зачем. Просто она не умела говорить «нет»…
И она вновь дивилась загадке мужской эрекции. Раньше она считала, что твёрдая упругость мужского желания адресована ей и только ей. Что таким способом ей демонстрируют крепость своего чувства. Она любила ртом ощущать эту радостную пульсацию. Не то чтобы оральный секс ей нравился, просто она так знакомилась. Здоровалась, что ли, показывая полное доверие и приязнь. Но ответное «здравствуй» часто звучало неискренне, а то и заведомо фальшиво. Буквально проникновенно. А хотелось не нескольких сантиметров буквальности, а бесконечной проникновенности. Встречи двух душ… А они просто хотели. И не обязательно её. Но ведь она была не только телом! Обида и боль выстужали уют её одеяла… Может она просто не умеет любить, чувствовать любовь? Почему она не может насладиться простой радостью игры здоровых тел? Что с ней не так? Почему опять не так? Почему желанная норма меняется, а несоответствие ей так и остаётся? И ещё масса вопросов давила её, ища ответов-облегчений… К счастью, подобные приключения были очень редкими в её разреженном пространстве и времени. Их по пальцам одной руки можно было пересчитать при желании. Но желания не было. Оно возникало всё реже и реже. Она всё проживала сполна и не возвращалась к прошлому ни мыслями, не чувствами, освобождая место для новых ощущений и переживаний… Ну зачем ей все эти прошлогодние мужики? Ведь она так любила побыть одна…
И всё же в её бытиё одной иногда допускались избранные, которые его разделяли довольно продолжительный срок. Хотелось написать «разбавляли», но было бы неверно. Скорее, сгущали это ощущение одиночества в промежутках между встречами и расставаниями. До тех пор, пока ощущение не превращалось в твёрдое решение. Чаще уходила она. Иногда что-то уходило из их отношений, струилось болью и недосказанностью, выливаясь расставанием. Расставались друзьями. Без сцен и истерик. По-доброму. Воспринимая это как шанс, как возможность встретить что-то новое, пережить что-то другое. После созванивались, даже встречались, но без желания снова шагнуть в одну реку. Здесь умение говорить «нет» не требовалось, всем всё было и так понятно. Хотя…
Непонятным было другое, происходящее с ней и в ней одновременно. Откуда берётся, где рождается, чего боится это её «нет»? Оберегает её, или что-то скрывает? Друг оно, или враг? Почему оно то таится сладкой истомой, то криком рвётся через сжатые тонкие губы? Её жизнь давно перестала походить на судорожное хаотичное существование обывателей. Казалось, что в ней уже почти не было случайных встреч, ненужных людей, неконтролируемых чувств. Тогда откуда это «нет», вечный соперник её женской интуиции? Довольно странные самокопания для фаталистки, но…
Она всё время искала загадочные истины, наблюдая за изменением своего состояния в различных обстоятельствах. Хотела понять нечто важное и сокровенное, что изменило бы её изнутри. Перевернуло. Перечеркнуло всё старое, наносное и раскрыло новое, прекрасное и настоящее. Всё великолепие жизни. Целые новые миры. Она внимательно прислушивалась к малейшим шорохам снаружи своего потрескавшегося панциря, постоянно наблюдала за собой. Иногда открыто. Иногда подглядывала неожиданно, чтобы обмануть цепкий и увёртливый обезьяний ум, стороживший её в вековой тюрьме наших обусловленностей и договорённостей. То есть, ум то у неё был женский, а «обезьяним» она называла его за неумение отпускать, за нежелание отказываться от чего-либо привычно-понятного даже в минуты опасности. Так ловцы обезьян используют в качестве приманки кувшин с конфетами, из узкого горлышка которого обезьяна не может вынуть лапу, зажавшую горсть конфет. Не в силах расстаться с конфетами, обезьяна становится лёгкой жертвой хитрых охотников. Как она, возможно, стала жертвой своего «нет»…
И вот ей надоело быть жертвой. Она сама стала охотиться, вооружившись терпением и вниманием. Устраивала засады, неожиданные ловушки, но «нет» в самый последний момент ускользало, растворяясь в других ощущениях…Зато какая великолепная наживка - внимание! На неё всё чаще стали попадаться носители всевозможных интонаций «да»…Но что с ними делать, она не знала. Она ведь охотилась на своё «нет»! А попадались чужие «да», ленивые и жадные до женского внимания. И тот, кто был с ней, не уставал дивиться принесённой в квартиру добыче. Зачем ? Куда столько? Что она делать будет с этим? Но она сама уже не знала ответов. Не могла успокоиться, сосредоточиться, чтобы понять. Понесло её куда-то мощным течением необузданных непонятых желаний, а грести не любила, доверялась судьбе. На этот раз не могла сказать «нет» самой себе. С охоты приходила уставшая, раздражённая, опустошённая. Добыча её не радовала. Тут уж и дочь молчи и попугай не летай! Не хватало на них ни сил, ни внимания, ни терпения. Про ласку и так понятно. А тот, кто с нею был, только с тоской в окно поглядывал. Не ждал уже ничего хорошего. Просто терпел. Из последних сил терпел. Она понимала это. Видела. Чувствовала. Но охота пуще неволи…
Не дождался он её. Ушёл. А ведь охотничий сезон почти закончился! Не винила его. Понимала. Да и кто бы смог выдержать столько! Но было жаль, что он ушёл. Много хорошего в её жизни было связано именно с ним и было непросто с этим расстаться… И так вдруг захотелось, чтобы он был рядом! Вот прямо сейчас! Горячая волна желания, захлестнувшая вдруг телефонную трубку, вернулась к ней, остуженная механическим женским голосом который напомнил о временной недоступности абонента. Временно недоступен… Поиграла словами, меняя их значение ударением. Налила себе вина…
Какое-то время она ощущала, что ей больше не нравится быть одной…
30 августа 2003 г.
(©
Владимир Мышкин, 12.11.2003г.)