Звук трубы в
переходе...
Брюки чуть прилипали к ногам. Московское лето разлило свою влагу по всему городу, и она просачивалась сквозь все двери, окна и щели. И, казалось, что с мраморных стен перехода между Охотным Рядом и Театральной закапают мутные капли как в сырой пещере.
Позади – рабочий день и свет монитора, который, облучая своей ослепительной вспышкой, пронесся сквозь мой день как горящая комета. А впереди – тусклые лампы, освещающие длинный тоннель и люди. Их мало, и они идут лениво, и не спеша, как падающие листья ранней осенью.
Я обращаю внимание на свои шаги: они медленные, редкие и расслабленные. Я знаю, что в данный момент я ничего не чувствую и не воспринимаю. И только изредка замечаю, как мысли короткими замыканиями появляются и где-то исчезают внутри. И если бы вдруг мимо меня проскочил, например, какой-нибудь Леший, или другое необычное существо, я проводил бы его немигающим взглядом и вспомнил бы какого-нибудь старого скучного знакомого.
Я уже прошел часть перехода, и выход из него стал более различимым – он сходился полукруглым отверстием в конце, где стояли продавщицы книг и журналов. Эти продавщицы вырастали с каждым моим шагом, но вместе с ними сквозь глухой топот, отражающийся от стен, сочились слабые звуки. Музыкант… он играл на трубе. Теперь я отчетливо слышал музыку, и мои мысли и чувства вдруг замерли, как настороженно замирает кошка, почуяв рядом мышь. Еще десять шагов… пятнадцать…
Музыка плавно пронизывала застоявшуюся атмосферу и доходила до ушей прохожих. Прохожие, казалось, оживали на минуту, предавались приятному волнению и спешили дальше, как будто удовлетворив минутную потребность во время случайной любви.
Еще двадцать шагов… Я почти около музыканта. Я иду еще медленней, и мне хочется остановиться. Музыкант прекратил играть… Вдруг он неожиданно повернулся и сделал несколько шагов в мою сторону. Впереди меня шла женщина. Она заметила шаги музыканта, и я почувствовал ее напряжение.
- Извините, вы не хотите, чтобы я для вас сыграл? – вдруг спросил он у нее. Она слегка отшатнулась и закачала головой, и я увидел ее натянутую улыбку. Она обошла его стороной, а он проводил ее взглядом.
Мои шаги приблизили музыканта еще на несколько метров. Я подходил, глядя ему в лицо, и наши взгляды пересеклись.
- Молодой человек, не хотите, чтобы я для вас сыграл?
- Да – ответил я.
Выражение его лица изменилось. Как будто он долго ждал такого ответа и вдруг, дождавшись, теперь готов выполнять мою просьбу с невероятным усердием. Как будто до этого его музыку слушали только стены, задыхающиеся от человеческих испарений. Я бросил деньги в бархатный футляр, лежавший возле его ног.
- Что вы хотите услышать? – его глаза излучали благодарность.
Мелодии наперебой зазвучали в моей памяти: грустные, веселые, медленные, быстрые.
- Джо Дассена.. – сказал я с задумчивой улыбкой. Музыкант кивнул головой, поднес трубу к губам и на секунду сосредоточенно замер.
Joe Dassin… Этот рыжеватый француз своей музыкой вызывал у меня меланхолическое настроение, и в эти минуты я часто задумывался о собственной Судьбе. Сейчас такая музыка действовала бы на меня как расслабляющий массаж, как нежное слово, сказанное шепотом в подходящее время.
Музыкант стоял, не двигаясь секунду… вторую. Он сильно зажмурил глаза, и в его плечах, руках, пальцах было заметно напряжение.
Музыка появилась незаметно, как будто она уже давно звучала: сначала очень тихо и потом громче. Известная мелодия L’ete Indien вызвала во мне гамму чувств и воспоминаний… И мне, стоявшему рядом с этим незнакомцем из мира музыки, не верилось, что в этом душном переходе кто-то играет для меня одного. А музыкант играл, чуть повернувшись ко мне, зажмурившись и наклонившись немного вперед. Я почувствовал легкий запах алкоголя. Возможно, именно он раскрепощал музыканта: ему едва хватало воздуха и, казалось, что он, увлекшись игрой, переместился в собственное пространство, в котором на него светят яркие прожектора и громко аплодируют восторженные слушатели. Казалось, он боится случайно открыть глаза и увидеть как его музыка упирается в безразличные спины. Случайно прекратить играть, чтобы вместо благодарного хлопанья ладоней не услышать спешащий топот обуви…
Музыка становилась все тише.. А через пару минут ее раздавил приехавший поезд. Шаг… другой… Брюки чуть прилипали к ногам. А московское лето разлило свою влагу по всему городу.
© Роман Власов