Александру Башлачёву
На музыку А. Башлачёва к песне
«В чистом поле дожди косые»
В чистом поле метут метели,
За поэтов у нас не пьют.
Растоптали и отметелили,
А теперь вот поклоны бьют.
Пусть винтовка натрёт плечо вам,
Стань солдатом родной страны.
И Россия без Башлачёва –
Как гитара без лучшей струны.
Всем теперь превосходно видно:
Кто имеет душу – не дышит.
И не стыдно, когда обидно,
Но постыдно, когда не слышат.
«Не резон нам играть с мальчишкой!
Много ль надо – в окно упасть
И, упав, стать великой шишкой,
Разевая посмертно пасть!
И какой он, скажите, гений,
Если выбрал такой маршрут?
Есть таланты куда нетленней,
И неплохо они живут».
Как не нравится голос хриплый,
У кого баритон и бас.
Как же прав был поэт тот гиблый,
Посылая к чертям всех вас!
Вы себе лучше срок отмерьте,
Не считая чужой урон.
Менестрели сильнее смерти,
Это – вечный почётный трон.
Ты, судьба, не забудь урока,
Направляя свой пистолет.
Стать поэтом не хватит срока,
Проживи ты хоть триста лет.
Буря стихнет, и станет суше,
И ослабит тоска тиски,
Но глаза твои смотрят в души
Через твердь гробовой доски.
Не испорчен, раз не помянут,
Но не сгинет немой указ.
Был Христос на кресте растянут,
Исполняя чужой наказ.
Из тетрадки, как из тюряги,
Рвутся строки на вольный вой.
В землю брошенные бродяги
Окупают себя с лихвой.
Мы поспорим ещё с воронами!
Кто-то будет опять не спать.
Зарядив свой ум стих-патронами,
За тебя, брата, воевать.
Американскому солдату, погибшему в Афганистане
Был ты герой футбольных полей —
Славы не занимать.
Но захотелось стране твоей
Мускулом поиграть.
Кинула клич: «Арабы идут!
И за сию вину
Сделаем им харап* и капут,
Сделаем им войну!»
Прадед погиб в Перл-Харборе твой.
Сжалась в кулак рука,
И потянуло на смертный бой
Молодца-простака.
В этом не вижу твоей вины —
Страшен прозренья час!
Не отличать кино от войны
Могут только у вас.
Бравый Сталлоне уложит рать,
Злобно разинув рот,
Ну а тебе довелось сыграть
Рэмбо наоборот.
Янки — не первые в той стране,
Где только зной да пыль.
В годы былые пришлось и мне
Злую увидеть быль.
Мы возвратились, правда, не все,
В этом-то и беда —
Сколько парней в цвету и красе
Кануло в никуда.
Всё повторяется, говорят —
И повторилось вновь.
Стал полосат у цинка наряд —
Был он красен, как кровь.
Прах тебе пухом, легший в гранит,
Мирны да будут сны!
Только надолго ль тебя сохранит
Память твоей страны?
*харап (афг.) — то же, что капут, т.е. конец.
Андрею Рублёву
Кровавым было полотно.
Христа убили.
Князья и ханы заодно
Страну губили.
Мне пережить не довелось,
Представить трудно.
Но под татарами жилось
Весьма паскудно.
Бил люд дубьём на большаках
Тех инородцев,
Но не жил при ростовщиках,
При злых уродцах.
Золотари нарыли рвы
На месте храмов,
Похлеще стали татарвы:
Не имут срамов!
Защемит сердце мне тоской
От ран-уколов.
Где ты, великий князь Донской,
Что бил монголов?
И как же трудно будет мне –
То ад исконный! –
В безбожной, проклятой стране
Писать иконы.
Всё ли успею рассказать,
Пока не сгубят,
Пока не выколют глаза,
Главу не срубят?
Хватило б сил заряд рвануть
У чёрта в пасти!
Достанет срока отдохнуть.
До встречи, мастер!
Антипопсовый блюз
Дайте сломаю запоры и вышибу дверь,
Атомным взрывом в куски этот мир разнесу!
Что ж от меня вы б хотели увидеть теперь,
Если мой друг мне сказал, что поём мы попсу?
Не пережить той обиды невинному мне,
Но перед тем как нарежусь я и застрелюсь,
Мокрой бродячей собакой провою луне
Антипопсовый и антикоммерческий блюз.
Может быть, это расплата за наши грехи:
Идиотизм на экране – в порядке вещей.
Где вы слыхали, чтоб пели с эстрады стихи,
Видано ль вами, чтоб пелись там песни вообще?
Пусть бы мой слушатель слеп был от роду и глух,
Мне всё равно отношения не передать
К сборищу наглых уродов и ряженых шлюх,
Всё что угодно готовых за баксы продать.
Битые всеми шестёрки – в козырных тузах,
Визг половых извращенцев и конченых дур,
Танцы на свежих могилах и чьих-то слезах
Под уголовного спонсора шелест купюр.
Нам на гробы этим харям достанет гвоздей,
Так что давайте не будем жить дружно со злом.
Лучше свободной собакой петь песни звезде,
Чем по-змеиному ползать и блеять козлом.
Берестяная грамота
Мой предок, грустя одиноко,
Устав от несбывшихся грёз,
Вырезывал письма глубоко
На трепетной коже берёз.
Для слова - ни цепи, ни клети,
В укор палачу и царю,
И я через ворох столетий
То слово в учебнике зрю.
Мы нынче набрались отваги,
Но пишем опять в закрома.
Тогда не хватало бумаги,
Теперь не хватает ума.
И пусть далеко до рассвета,
Но темень надежды полна:
Всемирная сеть Интернета
И наши хранит письмена.
И в будущем дева младая,
Готовя усердно зачёт,
С учебником новым страдая,
Послания наши прочтёт.
А впрочем, надежда слабеет,
Что будут учебник и вуз:
Кувалда в руках у Орфея,
Панель – обиталище муз.
Весельице селится в горе,
И зренью не зрится греха,
Когда на российском просторе
Стихает стихия стиха.
Вальс влюблённых
Любимая! Мы не сомкнём нынче очи,
Не станем добычею снов,
И пусть опьянит нас безумие ночи,
Которому имя - любовь.
Пусть наши тела этой ночью подышат
Свободой и соком травы,
И звук поцелуев никто не расслышит
Сквозь ласковый шёпот листвы.
Мы шли к этой ночи сквозь долгие годы
Ошибок, надежд и тоски,
Когда разделяли нас стылые воды
Извилистой бурной реки.
Река нашей жизни свела нас, однако,
Господнею волей одной,
И тут же любовь, в виде вещего знака,
Хмельной нас накрыла волной.
Никто не постигнет, сколь долго и трудно
Сплетаются души людей.
Чтоб самое малое выстроить судно,
Немало вколотишь гвоздей.
Ты - сила моя и моё воздаянье,
Опора моя в трудный час.
Во мраке меня озаряет сиянье
Лучистых сверкающих глаз.
Равно расстоянье до рая и ада
От нашего мира страстей.
Блаженны влюблённые! Ваша награда
Дороже алмазов горстей.
Богатства земные подвержены тлену,
Не стоят они ни гроша,
И только любовь в этой грешной вселенной
Бессмертна, как Бог и душа.
Сменяются царства, и падают звёзды,
И смертен любой человек,
Но если любовь через жизнь свою нёс ты,
То не постыдишься вовек.
Любовь не враждует, она созидает
И всё покрывает грехи,
И сила любви в нашем мире рождает
Сонаты, детей и стихи.
Выводит любовь из порочного круга
Неверных и скользких дорог,
И я повторяю: любите друг друга,
Как вам заповедовал Бог.
И если кому-то придётся поэму
Слагать из бесчисленных слов,
То пусть раскрывает одну только тему,
Которой названье - любовь.
Вальс во время чумы
Пол под ногами гудит и качается,
Кружатся пары, в объятьях немы.
Это не сон, он, увы, не кончается,
Вальс, ликованье во время чумы.
Солнце лучи посылает последние,
А под танцорами - липкая грязь.
Переплелись здесь короны наследные,
Лики святых и различная мразь.
Кто-то упал и уже не поднимется,
Мнут его пары ногами да в такт.
Снова оркестр аккордами взринется,
Всем здесь пророча кладбищенский тракт.
Музыка режет, как нож уголовника,
Тех оркестрантов попробуй-ка, тронь!
Повару уж не хватает половника,
Чтоб разливать смертоносную вонь.
Пары кружат, слыша дух разложения,
Чтобы в тоске не рыдать по ночам.
Смерти в партнёре учуяв брожение,
Тут же его отдают палачам.
А палачам вся зараза – до лампочки,
Праздник чума для них, а не беда.
Трупы бросают в кислотные ванночки,
Чтоб не осталось от них и следа.
Мзду палачи уж примерно прикинули
И оказались довольны весьма.
Выгодно им, чтобы нас не покинули
Голод, раздоры, война и чума.
Что им до слез и взываний о помощи
В этом жестоком, кровавом бою?
Высушат мясо по самые по мощи,
И наплевать им на муку твою.
Вальс закружил меня с бешеной силою,
Я спотыкаюсь, все матом кляня.
В пару возьму себе девушку милую,
Что уже вечность глядит на меня.
Я подхожу к ней с галантной улыбкою,
Но ни движенья, ни звука в ответ,
Лишь над морскою поверхностью зыбкою
Залпом гремит королевский корвет.
«Ты не подумай, она не прикинулась, -
Слышу надтреснутый голос из тьмы, -
Час уж прошёл, как девчонка откинулась
И убежала из вашей тюрьмы.
Знаешь, она гениально надула вас,
Всех кавалеров, что в душу плюют.
К сроку прозрела она и одумалась,
И в её честь уж грохочет салют».
Замер на месте, почти омертвело, я.
На собеседницу страшно смотреть.
В чёрном плаще, ослепительно белая,
К танцу звала меня жуткая Смерть.
"Хватит паяцем для публики дрыгаться,
Много ли чести в царях и ворах?
Полно, поэт, уж по жизни-то мыкаться,
Вылечу вмиг я страданья и страх!"
Тут я подумал: "А верно, Костлявая!
Жизнь-то со мною была неправа:
Вечно скулила, как сука пискливая,
Лезла в карман и качала права!
Так для чего мне дешёвая шлюха та,
Чтобы верней опуститься на дно?
Да не рыдайте мне в самое ухо-то,
Мне ведь и впрямь остаётся одно".
И понеслись ураганом по залу мы,
Враз опустела площадка на треть.
Стали грозою ужасному балу мы,
Неразделимы поэты и смерть.
Пол под ногами гудит и качается,
Кружатся пары, в объятьях немы.
Это не сон, он, увы, не кончается,
Вальс, ликованье во время чумы.
Владимиру Высоцкому
на музыку В. Высоцкого к песне «Горизонт»
Чтоб не было следов, залили их в бетон,
Изъяв немало средств из гробового фонда,
И разевает пасть чудовищный питон,
Да не питон, а просто анаконда!
Шипят на всех углах оракулы змеи,
Какого, дескать, потеряли друга.
При жизни же его на части размели,
Пустив считать длину глухого круга.
Владимир, врежь им правдою в глаза!
Им правды этой хватит за глаза!
Свезут ли привередливые кони
Тачанку в той немыслимой погоне?
Вы можете сказать: ты молодой ещё
И не к лицу тебе излишняя бравада.
Зажмите же слезу в морщинах ваших щёк
И слушайте, как горлом хлещет правда!
Стихи мне травят кровь и душат на бегу,
Они мне душу всю перевернули,
И я хватаю мысль до судорог в мозгу,
Успеть, пока петлю не затянули!
Владимир, врежь мне песнями в глаза!
Пусть у меня откажут тормоза!
Пускай потом повесят, я согласен,
Я буду замечательно опасен.
Простите, что не рос покорным, как и все,
Не стал навек овцой безропотной и кроткой.
Смертельной я не дам скосить себя косе,
Зажав её в тиски стихом и водкой.
Когда грохочет гром, таращите глаза.
Терпенье, психопаты и присоски!
То был не ураган, не буря, не гроза,
То с ходу въехал в небо наш Высоцкий!
Владимир, врежь им правдою в глаза!
Пусть лопнет кровяная железа!
Хоть крови той одной лишь капли трата
Дороже нам алмазного карата.
И что нам до литавр, и что нам до рублей,
Была бы лишь гитара, соль да водка с хлебом.
Ты правдою святой однажды заболей,
Тогда узнаешь, что почём под небом!
Нам не спешат помост цветами устилать,
Бываем мы порой пьяны и грубы,
Но каково толпу в нокаут посылать,
Выплёвывая выбитые зубы!
Как тяжело неправду презирать,
Разить врагов и с ними умирать!
И продвигаться медленно, со скрипом,
Взрывая тишину предсмертным хрипом.
Застыла, онемев, огромная страна
В преддверьи роковой мучительной развязки,
Натянута как нерв гитарная струна,
Вот-вот сорвёт голосовые связки!
Не завывай, толпа, кладбищенский мотив,
Кумекая, святой он или вор он!
Оплакали его, грехи все отпустив,
Гитара, белый гроб и чёрный ворон.
Владимир, врежь им дальний свет в глаза!
Пусть и у них откажут тормоза!
И всё-таки железная порода
У нашего российского народа!
Возрождение
Я сегодня встану рано, и водою из-под крана
Смою с глаз остатки утреннего сна,
Вознесу молитвы Богу и отправлюсь в путь-дорогу,
Чтоб увидеть, как рождается весна.
Мне метель была подругой, мне глаза слепило вьюгой,
Встречный ветер был невидимой стеной.
Он в жестоком исступленье укрощал мои стремленья
И неистово глумился надо мной.
Но от тяжких испытаний, от лишений и страданий
Сила духа не спадает, а растёт.
И в тоске моей безмерной укреплял себя я верой,
Что Господь меня от гибели спасёт.
Наши годы быстротечны, мы ж бездумно и беспечно
Их проводим, забывая о Творце.
Лишь порою мысль о смерти нас пронзает, словно вертел,
Если вспомним о земном своём конце.
Как на тайны ум ни падок, изо всех земных загадок
Нет завесы непроглядней и темней.
При обилии извилин мозг учёного бессилен
Нам поведать, что находится за ней.
Тот, кто правду в сердце носит, пусть сомнения отбросит,
Надо только жизнью выстрадать ответ.
И достигший озаренья сотворит благодаренье
За сияющий в конце тоннеля свет.
Слабый разум свой ломая, лжетеориям внимая,
Мы забыли о наглядной простоте:
Семя, лёгкое как волос, умерев, рождает колос
И стократно возрастает в красоте.
От Адама и доныне, кто не знал о Божьем Сыне,
Тем и смерть казалась люта и грозна,
Но Иисус сие проклятье зачеркнул Крестом Распятья,
Чтоб в сердцах Его святых цвела весна.
Пусть кощунственная злоба будет гнать меня до гроба,
Выше Господа мне истин не найти.
Кто Его однажды встретил, будет праведен и светел
И вовек не поколеблется в пути.
Кто в надменьи смежил очи, тех и дни - чернее ночи,
Тех и храмы - лишь до времени красны,
А стремящиеся к Богу, те чутьём найдут дорогу,
Как предчувствуют рождение весны.
Вой
Я безвременно жив. Ни молитв, ни свечей,
Ни креста на холме, ни холма у реки.
Позабытая память безмолвных ночей –
Горькозвучная рифма поющей строки.
Уничтожьте меня. Пусть я буду убит
И счастливо схоронен до светлой поры,
И над кем-то другим пусть гвоздями блестит
Деревянное небо моей конуры.
Но потом – берегитесь живого меня!
Я до ваших обросших корою сердец,
Изостривши клыки и перо очиня,
Доскребусь, дорублюсь, догрызусь, наконец!
И покуда в монархи не принял постриг,
Искажённая маска послужит лицом.
В перерезанном горле родившийся крик
Не залить и расплавленным жгучим свинцом.
Восстание рабов
Нам надоело гнуться от бичей!
Надсмотрщикам мы сделаем удавки,
Калённой сталью выжжем бородавки
На сытых рожах наших палачей!
Плебеи, сев с патрициями в ряд,
Нас заставляли убивать друг друга.
Припомнив кровь амфитеатра круга,
Мы римлян будем резать всех подряд!
Запомни, Рим, что в гневе и простак
Страшней, чем Ганнибал из Карфагена.
Республику нарёк криминогенной
Паяц толпы по имени Спартак.
Мы трупами оставим на местах
Всех тех, чья власть была неоспорима,
Пусть нас потом от Капуи до Рима
Развесят на неструганых крестах!
И правда наша будет жить в веках,
А вам поможет только подлый случай.
Но не дано желать нам доли лучшей,
Чем видеть ваши армии в бегах!
Выборы
«Народ, скорей спеши сюда!» –
Гласят призывные плакаты.
Здесь обретают господа
На преступления мандаты.
Вослед Сизифу, восскорбев
Пред бесконечной далью буден,
Мы не отступим, оробев,
И слабосильными не будем.
Мы станем вновь врагам отмщать
И поклоняться истуканам,
И станем снова возвещать
Хвалу державным уркаганам.
Прости, читатель, мне жаргон,
Бесовским временем рождённый.
Я тоже загнан был в загон,
Жить под ворами осуждённый.
Но всяк, живущий во плоти,
По высшей милости Господней
Свободен в выборе пути –
На небо или к преисподней.
Царю, восставшему от дна,
Что трон обрёл себе в награду,
Возможность выбора дана –
Служить державе или аду.
Народ, уставший горло драть
В междоусобной распре бурной,
Всегда свободен выбирать
Между молитвою и урной.
Ведь как ни тяжек и ни строг
Удел, нам данный от природы,
Но выбирает только Бог –
Казнить иль миловать народы.
Мне воссиял волшебный свет
Среди удушливого мрака,
И понял я, что правды нет
Там, где идёт большая драка.
В презревшей Бога стороне
Не выбирает нас удача,
И скорбный Данте ближе мне,
Чем веселящийся Боккаччо.
© Ляляев Дмитрий,
15.04.2005г.