ТАМ ГДЕ...
Там, где жажда всей жизнью правит,
Жажда желчная Лжи и Золота,
Где безмолвно народ взывает
К Жажде Мести и Жажде Молота;
Там, где каждое утро Ворон
По могилам считает трупы,
Где у низости голос сорван,
Но хрипит она все же в рупор;
Где улыбка разбитая пляшет,
Глупой тенью как кровью разрезана,
Все живое страдает и плачет...
В этой голой стране растерзанной
Где-то в доме забытом, заброшенном
Из-под груды камней и рвани
Стонет горло бестелое: "Слушайте!
Стыдно мне, что я - россиянин"
ПРИХОДИ.
В бурю иль в холод, в снега или грады
Приду, если ты позовешь,
Приду, если снова ты будешь мне рада,
Если как прежде ждешь.
Ну а если одна, все на свете кляня,
Встретишь закат и рассвет,
Не сердись на меня... Не сердись на меня,
Это значит: меня уже нет.
Это значит: меня уже нет нигде,
Нет в подъездах, нет в парках усталых,
Ни в песках, ни во льдах, ни в воде;
Значит в жизни меня не стало.
Не грусти. Не люблю я чужую грусть,
Даже если ветра сносят крыши.
Просто ты приходи ко мне в бурю. Пусть
Буря сменится слабым затишьем.
* * *
Я одна. Я - ничья. Я о том не жалею ничуть.
Я одна. Я - ничья. Но сегодня до боли мне жалко
Прошлых дней суету, где сжигала напрасная жажда
Быть всеобщей навек или полностью быть чей-нибудь.
НЕЛЮБОВЬ.
В день, когда я поверил в земную любовь
Нас жестоко людская молва разлучила.
Сколько раз я пытался вернуть тебя вновь,
Только раны увы не всегда излечимы.
Я смирился. Я струсил. Меня ты прости.
Помню вечер, когда мы прощались с тобою.
"Значит это судьба. От судьбы не уйти".
Горе нашей разлуки назвал я судьбою.
Стали редкими слезы, слова стали болью.
Может ночью дождливой припомнишь ты вновь
Все, что нами когда-то считалось любовью,
Только горькая память о том - нелюбовь.
ТВОЙ ОГОНЬ.
Ты пламенем считал лишь свой огонь,
Несчастьями считал свои лишь беды;
Ты низостью считал лишь свой поклон,
Триумфами считал свои победы.
Мне жаль тебя за все, что ты наделал,
Не думая, по глупости своей.
Из-за случайных чувств любовь цинично предал,
На откуп дал ты преданных друзей.
Ты оставлял их равнодушно, без терзаний.
Давно установив свой жизненный закон,
Ты презирал все боли расставаний...
Ты пламенем считал лишь свой огонь.
МОЛЧАТЬ.
Я научилась понимать людей,
От этого мне стало только хуже.
И этот дар с тех пор всегда, везде
Преследует меня и режет душу.
Я научилась души понимать
Открытые для подлости и лести.
И стала я по-умному молчать:
Молчать с достоинством, красиво, интересно.
УЛИЧНЫЙ ФОНАРЬ.
Мне надоело освещать в ночи
Дворняг безродных, многодетных пьяниц,
Девиц пустых наигранный румянец,
Мне тошно быть на должности свечи!
Мне надоело ежедневно освещать
Смешную ложь, мечты о вечном счастье,
Влюбленных пар наивные объятья,
И прочую мирскую благодать.
Мне надоело постоянно освещать
Людские души и сердца людские,
И черные, и вроде золотые;
Мне надоело страх и подлость в них читать.
С ТОБОЮ.
С тобою век прожив, я сам почти поверил,
Что части света сблизились сейчас,
Что Бог лишь миг для жизни нам отмерил,
Что сжался мир в каморку превратясь.
Любая вещь до малого мала,
Растут деревья, но не вверх, а вниз.
И чтоб приткнуться не найти угла,
Везде беда одна, как не вертись.
С тобою век прожив, я сам почти поверил,
Что смысл хранят не мертвые слова,
А огонек костра и мокрый серый пепел,
Лесная тишина, да мягкая трава.
С тобою век прожив, я сам почти поверил,
Что дверь любую верой можно отпереть,
Совсем не важно кто и что тебе отмерил,
Что мочь - одно и то же, что хотеть.
ПОЛЕТ НАД ЗЕМЛЕЙ.
...Земля внизу игрушечной казалась:
Зеленый лес и синь речных полос.
Но дальше в небо улететь не получалось,
И ближе к солнцу подойти не удалось.
Уже и облако пушистое отстало.
Еще рывок!.. Еще один нажим!..
И в этот миг до боли ясно стало,
Что мы навек земле принадлежим.
* * *
...Я ненависть знаю сущую:
Ненависть без причин,
Когда остаешься один
С мечтами о светлом будущем.
МОЯ ДУША.
Моя душа, как зверь в плену,
Имея корм, покой и крышу,
Порою воет на луну,
Что неизменно в небе вижу.
Порою лает в исступленьи
И кость говяжую грызет.
Случись сейчас луны затменье,
Бедняжка не переживет.
Все, что осталось- прижилось
Всегда при ней в походной сумке.
О том, что было- не сбылось
Рыдает после пятой рюмки.
Моя душа, как зверь в плену,
Забравшись в уголок укромный,
Порою воет на луну
И ждет судьбы подарок скромный.
МОИ ДОРОГИ.
На каждом моем шагу
Встречаю дороги, пути.
На сотни ступить могу,
По каждой могу пройти.
Мне чудится в каждой гальке,
Сверкая, блестит алмаз,
В каждом дорожном знаке
Переживанье за нас,
В каждой груди нетерпеньем
Горит разрываясь душа,
Каждое стихотворенье,
В нас множась, живет не спеша.
Чудится в каждом звуке
Великой поэзии боль,
Сердца печального муки,
Неблагодарная роль.
Как хороши дороги.
В каждой мечты свои.
Только прошу: Не трогай!
Пойми! Они только мои.
ОСЕНЬ.
Осень... Мрачная пора.
Пора тревог, пора терзаний.
Ведь осенью, как никогда,
Нас давит груз воспоминаний.
Кому-то боль ты причинил,
И кто-то плачет непрестанно.
Тебе казалось, что любил,
А оказалось все обманом.
Ты не хотел ведь быть таким...
И пусть твердят, что ты испорчен,
В душе ж ты чист, непогрешим,
А час расплаты неотсрочен...
За все приходится платить:
За счастье, встречи, поцелуи...
Я не хочу. Господь прости.
Простите люди. Аллилуйя.
ДОМОЙ.
Куда бы не несли меня ненастья,
Домой я возвращаюсь непременно.
О, боже мой, какое это счастье
Заветное услышать: "С возвращеньем!"
И не кому доказывать не нужно,
Что нет меня на свете благородней,
Что у меня внутри и что снаружи,
Каким я был вчера и стал сегодня.
ПРИРОДА.
Природа, милая природа,
С чем я еще тебя сравню,
И томный сумрак небосвода,
И рек лазурную волну.
Я слышу шепот голубиный
И вижу леса изумруд,
И то, как летом по долине
Коней на водопой ведут.
А ночью звезды в небе светят,
И пруд темнеет под луной.
Как много есть чудес на свете,
Но не найти нигде такой...
Такой природы и раздолья,
Такого леса и воды;
И сердцу мило на просторе,
И солнце смотрится в пруды.
Все это милое, родное,
Я не могу ни с чем сравнить;
При виде Родины, покоя
Не сможет сердце попросить.
БЕРЕЗОНЬКИ.
Березоньки стройные под ветром колышутся,
И с ними осины ведут хоровод;
И шорохи тихие ночами здесь слышатся
Над гладью покрытых сумраком вод.
И в этом вот скверике, под ласковым шелестом
Люблю я бродить размышлять и мечтать.
Я знаю: при самом огромном желании
Таинственней мне уголка не сыскать.
Иль просто присяду я над гладью зеркальною,
В нее углублю свой задумчивый взгляд.
Я чувствую: заводи, лес и кустарники
Во мне оживают, со мной говорят.
Березоньки стройные под ветром склоняются,
И с ними осины ведут хоровод;
И наши желанья порой воплощаются
Над гладью покрытых сумраком вод.
ДЕРЕВЬЯ ИЗ МЯСА.
Я живу среди этих бесплодных людей,
От которых нет проку, лишь куча идей.
Я хочу, чтоб их не было рядом со мной,
Но при этом на свете был мир и покой.
Не могу только умысел Бога понять;
Может начал грустить или начал скучать.
И от нечего делать в тени опахал
Он на свете деревья из мяса создал.
* * *
Не подумай, грустить я не стану.
Дождик слезы за нас прольет.
Тихо я на перроне встану,
Подожду, пока поезд уйдет.
И пойду вновь по тем дорогам,
Где мы шли, где скамейки вряд,
Где деревья склоняются строго
Над сердцами влюбленных ребят.
ТОТ ЧАС.
Смотрите люди! Не далек тот час:
Забудем мы среди забот напрасных,
Кто защищал мир от напастей
И смертью храбрых пал за нас.
Кто с небосклона звезды не хватал,
Но к звездам устремлен был и за это
Был проклят и растоптан был планетой
И вместо звезд к земле он ближе стал.
Прогресс сейчас работает "на стенку",
И мир живет теперь, как на вулкане.
И тем война еще страшнее станет,
Что там решают все лишь власть и деньги.
А как же жизни, судеб миллионы,
На рынке мира стоящие доллар,
Что каждый день живут на грани фола
И гибнут каждый день не за погоны!?
ЛЕНИНГРАДСКОЕ КЛАДБИЩЕ.
В лесу плакать лучше всего.
Лес- деревья без всякой истории,
Без особого личного горя,
Понимающие хоть кого.
Это было похоже на лес,
На огромную грузную чащу,
Густую и грозно торчащую,
Крестами касаясь небес.
"Память за Родину павших"...
Буквы утешить не могут.
Нет, и они не помогут
Ей, одного потерявшей.
Я тоскую тоскою тех,
Кто прошел через все испытанья,
И стоит здесь с огромным желаньем
Оказаться сейчас среди всех.
НАЛЕЙ И МНЕ.
Налей и мне. Я выпью за дожди,
За счастье, за судьбу, за жизнь, за совесть,
За старость, что плетется позади,
За то, что у нее большая скорость.
За то, что мало пел и много пил,
За то, что много говорил и мало делал,
За то, что не прощал и больно бил,
За то, что мало что сберег и много предал.
За то, что мало пожил и успел,
За то, что мало прогибался и лукавил,
За то, что мало сожалел и много смел,
За то, что где-то не уменьшил, а прибавил.
За то, что кто-то меня любит, кто-то нет,
За то, что у кого-то много власти,
За то, что вопреки всему весь этот свет,
Весь этот мир живет и верит в счастье.
ПОСМОТРИТЕ...
Посмотрите друг другу в глаза...
Что вы видете там кроме боли,
Кроме плача, да сломленной воли?
Сколько могут они рассказать!
Посмотрите друг другу в глаза...
Что там кроме мольбы о пощаде,
Кроме горечи в вечной досаде,
По которой струится слеза?
Когда вам тяжелы небеса,
От предательств людских стынут ноги,
Я тогда вас прошу: ради Бога
Посмотрите друг другу в глаза...
КОСТЕР.
В смутное время, в года лихолетья
Мы костер на зеленой траве разожгли.
Нам казалось, что мир от него так светел,
Что мы вечный огонь от несчастья нашли.
Он таким был живым, что усталый прохожий
Обретал рядом с ним жизнь, уют и покой.
Он таким новым был, ни на что не похожим,
Что казался чужим и ненашим порой.
А костер наш невечный все гаснет и гаснет,
Словно меркнут и гаснут живые глаза.
Разожгли мы его вероятно напрасно:
Не такие гасила, тушила гроза.
Дождь когда-то пройдет, и один лишь пепел
Нам напомнит далеким теплом своим,
Что когда-то и день был красив и светел,
И огонь на траве был таким живым.
СМЕРТЬ.
Капают капли с зияющей раны.
Горло сдавила холодная сталь.
Мысли наполнены чем-то пространным,
За окнами черная злая вуаль.
Руки, как плети прикованы к телу.
Ноги под тяжестью в землю ушли,
Все остальное еще не успело.
Лучше бы мне умирать помогли.
Режутся вены и рвутся аорты.
Последнее слово сказать не успеть,
Душа на веревочке вертится чертом.
Горло хрипит, презирая смерть.
ИНДИЙСКАЯ ПЕСНЯ.
(Частичный перевод стих-ия поэта Агъейя)
Мы все- острова реки.
Все, что в нас нет земного,
Очистилось в струях твоих,
И очищается снова.
Нас породило теченье:
Мели, бухты, крутые обрывы.
Так высоки и красивы
Контуров наших свеченья.
Назначена нам неподвижность
В текучей стихии воды.
Река оставляет следы-
Намывы изменчивой жизни.
Для нас часто смерть- движенье,
И нам уплыть не дано.
Мы илом осядем на дно,
Но так и не станем теченьем.
Мы станем просто песком,
Если размыть нас заливом,
Бесформенным и пугливым;
Но так и не станем рекой.
Лишь грязною станет вода,
Когда нас снесет и размоет.
И стало печальной судьбою,
Что мы острова навсегда.
И чтоб не творила ты,
Бушуя или шалея,
От ярости свирепея,
Смывая наши следы,
Взбесившаяся вода,
Разнузданным став потоком;
Даже в безумье жестоком,
Мы будем с тобой всегда.
Любая неровность дна
Станет для нас основой.
Создашь ты нас снова и снова,
Лишь ты, только ты одна.
Пусть новые острова
В стихии водной возникнут,
К волнам твоим приникнут.
Река, ты всегда права.
И, скульптором их лепя,
В извечном своем движеньи,
Ты сделаешь их продолженьем
Прекрасным самой себя.
* * *
По ночам я красив и волшебно могуч,
Караваны верблюдов у ног твоих пали.
Хочешь - солнце достану тебе из-за туч,
Звездным бисером вытку тебе покрывало.
Для тебя я готов весь наш мир изменить,
А творить чудеса оказалось несложно.
Все могу. Не могу только ночь удлинить
Просыпаюсь все тот же несчастный сапожник.
ЭПИТАФИЯ.
Я жил как мог, без зависти и злобы-
Прощал людей и ими ж был я клят,
Кому я дорог - пусть без грусти вспомнят.
Кого обидел - пусть меня простят.
©
Валерия Боронина