Валентин Домиль
(проза)

 

ИЗБРАННЫЕ БИОГРАФИИ МОИХ КОТОВ.

1. Дымок.

       Определения всегда запаздывают. Хотя ощущение было. И мысли тоже. Дескать, всё не так как надо. Пятого – зарплата. Двадцатого – аванс. Дома, как на работе. На работе, как дома. Ну и пьянки по любому поводу, включая праздники и выходные.
       Оказалось – застой. Отвратительный брежневский застой.
       Я этого не знал. Но ощущение было. И о бесцельно прожитой жизни, тоже думал. В смысле, сколько той жизни. 
       Кто-то, чтобы ободрить и утешить, принес котенка. Живое существо. И, вообще.
       Котенок был, как котенок. Пушистый. Дымчатый. Отсюда Дымок.
       Дымок вырос. Стал котом. 
       У него было много достоинств и положительных качеств. В их числе человеколюбие.
       Человеколюбие не только украшает, но и чревато.
       Возле нашего дома росла груша. Груша была большая и старая. Её ветви касались крыши. 
       Дымок предпочитал грушу лестнице. Она давала возможностью пользоваться форточкой. И не только нашей.
       В квартирах соседей Дымок чувствовал себя комфортно. Терся об ноги. И делал: – «Мур-р-р…».
       Соседи гладили его и давали какое-нибудь лакомство.
       Дымок любил соседей. 
       Соседи тоже любили Дымка. Правда, не все.
       Недоброжелателя кота звали Вовой. 
       Не Владимиром Петровичем, как следовало бы, из уважения к почтенному возрасту и сединам, а Вовой. 
       Вова играл с пацанами в карты. Стрелял из мелкашки по воробьям. И больше всего на свете любил смотреть мультики.
Во время просмотра он хлопал в ладоши и говорил хриплым басом: 
       – Во, дает!
       Изредка Вова запивал. В состоянии подпития Вова имел обыкновение делиться подробностями своей биографии. 
       Рассказывал о событиях, в которых он принимал участие. О заградительных отрядах. О том, что происходило в подвалах КГБ.
       Вова был пенсионером этого серьезного учреждения. 
       Возможно, Вова был котофобом. Возможно, как бывшему сотруднику органов ему не нравилось, что Дымок использовал форточку вместо дверей. Не мяукал под дверью, не скреб лапой. Мол, впустите. А лез, не спросясь. И нарушал тем самым статью уголовного кодекса. Возможно, дело было в инстинктах. 
       Вова отравил Дымка. То ли случай подвернулся. То ли он всё тщательно спланировал и профессионально осуществил. 
       Я спросил у Вовы: – «Зачем?»
       Вова дергал плечами, хмыкал и повторял: 
       – Та шо! Та чого! Та чоб це?
       Уходил тем самым от вопроса и отнекивался.
       Следовало дать в морду. Помешали воспитание и пресловутая презумпция невиновности.
       Пришлось положиться на небеса. Авось, воздастся.
       Не воздалось. Вова жил долго и счастливо. Пил водку, смотрел мультики. И умер, как умирают праведники.
       Взял на грудь. Уснул. И не проснулся.
       Насчет чего другого не знаю. А со справедливости не всё в порядке в нашем мире. Ох, не всё в порядке.

2. Мурчик.

       Общественное лицо нашей больницы определяла художественная самодеятельность. Лицом художественной самодеятельности был хор. Ну, а лицом хора – электрик Гриша Быховец.
       Когда Гриша пел, зрители сперва млели, а потом спорили.
       Одни утверждали, что Гришу «хоть сейчас» возьмут в Большой театр. Что называется, оторвут с руками.
       Другие тоже говорили, что Гришу «оторвут», но после того, как он «немного подучится».
       Гриша Быховец не только пел, но и пил. Он был запойным пьяницей. И это влияло на певческую карьеру. Портило её.
       Как-то Гриша принес мне кота. В качестве презента за лечение.
       Я вывел Гришу из запоя. И он меня отблагодарил. 
       Кота звали Мурчик.
       Говорят, что коты, впрочем, как и собаки, похожи на своих хозяев. Отражают их свойства и качества. Преформируют по-своему.
       У Гриши Быховца был тенор. У Мурчика – бас. 
       После ночных бдений Мурчик сообщал о своём прибытии мощным режущим уши мяуканьем.
       го мяуканье будило соседей. Соседи злились. И предъявляли претензии.
       Психоаналитики считают, что алкоголизм завязан на сфинктерах. Является одним из проявлений анального эротизма.
       Если верить психоаналитикам, Гриши Быховца были анальные проблемы. И он с помощью водки пытался избавиться от последствий подсознательного стресса. Растворял в ней своё суперэрго.
       У Мурчика суперэрго не было. Он просто гадил в коридоре. 
       – Это кот Домиля нагадил, – говорили соседи.
       Потом они стали заявлять: 
       – Кот Домиль кучу оставил!
       И, наконец, в результате обидных трансформаций и подмен, нагло утверждли: 
       – Опять Домиль насрал!
       Я хотел переподарить Мурчика. Отдать его в хорошие руки.
       Люди с хорошими руками слушали меня внимательно. А потом выносили свой окончательный вердикт: 
       – Убить такого кота мало!
       У Мурчика были какие-то экстрасенсорные способности. 
       Мне материалисту и скептику с этим трудно согласиться. И тем не менее. 
       Вопреки учению Павлова и конкретике условных рефлексов Мурчик безошибочно реагировал на появление любых признаков сбоя в работе моих внутренних органов.
       Не просто так, не вообще, а дифференцировано.
       При высокой температуре, когда внутри пылало и плавилось, Мурчик прижимался, и забирал внутренний жар. Оттягивал его.
       Неприятные последствия частых в ту пору возлияний он снимал при помощи массажа. 
       Мурчик массировал мой живот. Барабанил по нему лапами. Разминал и вдавливал.
       Потом Мурчик ушел. Ушел навсегда. Он и раньше уходил по своим кошачьим делам. Уходил и возвращался.
       Мы его искали. Наводили справки. Может, кто видел.
       Никто не видел.
       Одни говорили: 
       – Ладно, мол. Не большая потеря.
       Другие сочувственно разводили руками: 
       – С котами такое бывает. Такие они коты и есть. Непривязчивые. Вот собаки. Собаки – это иное дело
       А тут ещё Гриша Быховец свалился со столба. Залез на него пьяный и свалился.
       Но это уже другая история.

3. Гоша 1-й.

       У приятеля был загородный дом. Сейчас под загородным домом понимают нечто иное. Нечто многоэтажное, с колоннами, башенками и бойницами вместо окон. Короче рококо, а ля рюс. А, может быть барокко. Точно не знаю
       У приятеля был просто дом за городом. В селе. Там жила его теща.
       Приятеля называл её мама. Слова мама он произносил немного в нос, растягивая последнюю букву «м». Ма-м-м-м-а!
       Эта была доступная ему форма протеста.
       Приятель окончил философский факультет. Что предполагало любовь к уединению и раздумьям. Потом он был ленив до чрезвычайности.
       Вместо того, чтобы размышлять и лениться приятель был вынужден регулярно ездить к «ма-м-м-м-е». В пору сезонных сельскохозяйственных работ. А также потакая капризам жены.
Время от времени жена приятеля говорила: 
       – Хочу к маме.
       И приятель вез её. Зная по опыту, что любые отговорки будут восприняты женой как покушение на святое, на основы основ. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Включая кастрюльный бунт на кухне. А также многодневное молчание в сочетании с трагическим выражением лица и тяжелыми вздохами.
       У «ма-м-м-м-ы» была кошка. Кошку звали Дуська. Как и все кошки Дуська была плодовита. 
       Судьба котят находится в руках хозяев. Зависит от свойств личности и взглядов на жизнь. Одни топят котят. Другие раздают.

       Приятель привез котенка и вручил его мне: 
       – Между прочим, – сказал приятель, – сестра котенка живет заграницей.
       У приятеля были дальние родственники. Они жили не то в Польше, не то в Болгарии.
       Во время очередного приезда родственники забрали с собой Дуськин приплод. Взяли на память о малой Родине. 
       Приятель гордился заграничными родственниками. Их наличие придавало приятелю определенный шарм. Возвышало в собственных глазах. 
       Предложение приятеля совпало с важным культурным событием. Журнал «Москва» опубликовал роман Булгакова «Мастер и Маргарита»
       Я назвал котенка Фаготом. Фагот. Фагоша. Гоша. 
       Гоша оказался законченным меланхоликом. События окружающей жизни, его не то чтобы не волновали, не вызывали присущих котам ответных реакций. Какие-то реакции были. Но слишком вялые, слишком замедленные и совершенно непродуктивные. На уровне виляния хвостом и мурлыканья.
       Большую часть времени Гоша проводил на диване. Ощущение расслабленности и неги наполняло его. Не оставляло возможности для чего-то другого.
       Я ложился рядом. И моя раздираемая противоречиями душа успокаивалась на время, вбирая идущие от кота флюиды.
       С инстинктами, как известно, шутки плохи. Особенно с половыми. И если у людей они как-то сублимируются. Проявляют себя в творчестве, в политических амбициях, ещё в чем-нибудь. С котами эти фокусы не проходят. Хочешь, не хочешь, а надо. Когда «труба зовет».
       И Гоша пошел по кошкам. 
       Меланхоликов не любят. Не любят за их недостаточно активный темперамент. Кошки, в том числе.
       Гоша возвращался на рассвете поцарапанный и неудовлетворенный.
       Мне как-то пришлось лечить одного парня. Во время первой брачной ночи с ним приключился облом. И парень, не зная как совладать со стыдом и краховыми реакциями, полез в петлю. У него были пустые глаза.
       У Гоши тоже.
       Коты не склонны к самоубийству. Но, когда Гоша не вернулся, я подумал: – «А, вдруг!» Ведь бывает… с лебедями.
       Гошу убили. Убил один скорняк. Он отлавливал кошек и делал из них шапки.
       Когда я представляю, как толстый медлительный Гоша, бежит, выбиваясь из сил, а эта тварь заносить над ним свою длань, я до сих пор чувствую неприятное саднение в груди.
       Я очень люблю Войновича. Особенно его «Шапку». «Шапку» я ставлю много выше «Чонкина». Несмотря на то, что некоторые критики именуют Чонкина вторым Швейком. Швейком нашего времени. «Швейка», кстати, я тоже люблю.
       Но, когда я дохожу до фразы «Кот домашний средней пушистости», я перестаю сочувствовать симпатичному герою, которому антисемиты и бывшие кагебешники пытались подсунуть шапку из мало престижного меха, и начинаю жалеть несчастного кота.
       Неисповедимы пути твои, Господи.

4. Рыжик.

       Приятель принес мне ещё одного Гошу. Гоша оказался Гашей.
       Гаша погибла во время родов. После себя она оставила двух котят.
       Одного котенка я назвал Русланом Имрановичем. Другого – Борисом Николаевичем. В честь основных фигурантов тогдашних думских баталий.
       Руслан Имранович тихо угас. Борис Николаевич, напротив, набрал в весе, вымастился.
       Он бегал по комнате и требовательно мяукал. Ещё он имел обыкновение лезть в открытую дверь.
       Пьяный гость не заметил Бориса Николаевича и придавил его.
       Гаша была Дуськиным последышем. 
       Дуську загрызла куница.
       Мне рассказал об этом приятель. Он просил на Дуську больше не рассчитывать. 
       И на него тоже. 
       Приятель решил заняться бизнесом. Вскоре он прогорел и был объявлен в розыск. 
       Приятеля искали правоохранительные органы, криминальные структуры и жена с тещей.
       Другой приятель. Точнее приятельница, коллега по работе принесла мне Рыжика.
       Маленького, щуплого рыжего котенка.
       Котенку повезло. Моя жена села на диету. Она ничего не ела. Вернее ела, но едой, то, что она ела, можно было назвать в состоянии глухого отчаяния и полной безнадеги. Сиротские салаты и обезжиренный кефир.
       Правда, ночью из холодильника стали исчезать продукты. Иногда большой кусок колбасы. Иногда жареная курица. 
       – Это Рыжик, – говорила жена.
       На диете жена сидела больше месяца. Вес никуда не делся. Более того, он вырос. 
       Рыжик тоже поправился. Стал большим и сильным.
       – Всё, – сказала жена, - это не диета, а сплошной обман. Откровенное надувательство.
       Рыжик плотоядно облизнулся. И неодобрительной мяукнул.
       А на кухне завелся Барабашка. По ночам грохотал холодильник.
       И пропадали продукты. Иногда большой кусок колбасы. Иногда жареная курица. 
       Однажды на кухню забежал соседский пес. Он покрутился там какое-то время и выскочил с визгом и жалобным подвыванием.
       После этого пес долго болел. Он почти ничего не ел и при ходьбе тянул за собою правую заднюю лапу. 
       – Вы мне за полтергейст ответите, – сказал сосед и перестал со мной здороваться.
       Рыжик довел дарованные ему природой инстинкты до степени ничем не прикрытой агрессии и откровенного кошачьего бандитизма. Не иначе, как Барабашка помог.
       Мыши и крысы обходили наш дом стороной. Птицы облетали его. 
       У соседа стали пропадать цыплята. Это был тот самый сосед, чья собака пострадала в результате кухонного полтергейста.
       Скажи мне сосед: – «Так, мол, и так. Есть, мол, подозрение. Нужно что-то делать…».
       Я бы сказал ему: – «Всё может быть». – И пошел на компромисс. Может быть, даже дал откупное. Компенсировал моральный и материальный ущерб.
       Соседа компромисс не устраивал. Он считал себя абсолютно правым, руководствуясь идейными постулатами и железной логикой.
       Рыжик – еврейский кот. Раз. Евреи не могут обходится без курятины. Два. 
       Следовательно, Рыжик – куродав. Три. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
       Я ударился в амбицию. Не то, мол, время. Натерпелись, мол, от государственного антисемитизма.
       Сосед тоже ударился. Время от времени он размахивал руками и выкрикивал бранные слова и угрозы.
       Ещё он приклеил к дверям нашей квартиры две листовки оскорбительного содержания. 
       На одной листовке было написано:
       – Христопродавец.
       На другой:
       – Жид-куродав.
       Было не ясно, кого он имеет в виду. Меня или Рыжика.
       Дальше были прилюдные обвинения и немые сцены.
       Потом у соседа развился бред преследования. Он считал себя жертвой всемирного еврейского заговора. Ещё он считал себя предтечей главного куриного бога Кукурекина. И собирался снести яйцо, из которого Кукурекин должен был вылупиться.
       Соседа поместили в психиатрическую больницу, а я уехал в Израиль.
       Рыжика я оставил родственнику. В первую же ночь Рыжик ушел. То ли обстановка не понравилась. То ли еще что-то.
       Он тронул родственника лапой. Дескать, выпусти.
       Родственник выпустил. Иди, если надо
       Ну а дальше началось нечто удивительное и совершенно неправдоподобное.
       Родственник утверждал, что по ночам кто-то касался его щеки. И жалобно мяукал.
       – Рыжик, – звал родственник. И просыпался в холодном поту.
       Родственник обратился к экстрасенсу. Экстрасенс поохал, поахал и сказал, что это полтергейст.
       Нет с Рыжиком, что-то нечисто. Чертовщина – не чертовщина. Может быть, какой-нибудь унаследованных от древнеегипетских предков атавизм. Что-то из того, что раньше у кошек было, а затем растворилось во времени. Но, как видно, не до конца.
       Рыжик, ау! Где ты?

5. Шекель - Гоша.

       У моего последнего кота роскошные родители. Вывезенные из Днепропетровска белоснежные ангорцы. Или ангоры. Точно не знаю.
       Маму зовут Лара. Папу – Бакс.
       Не мудрствуя лукаво, я назвал кота Шекелем. Частично из подражания. Частично в силу постоянной потребности. Как у Галича, правда, в рамках другой системы. 
       – Тут двугривенный, там двугривенный. А где ж их взять?
       Имена как-то влияют. Отражаются на свойствах обладателя, на его характере.
       Как и его теска, кот Шекель постоянно падал. В смысле выпадал из окна.
       Мы живем на втором этаже. На коте частые падения не отражались.
       Чего не скажешь о денежной единицы. 
       Однажды Шекель попытался спланировать на дворовую кошку. 
       Был март. Месяц кошачьих безумств и любовного томления.
       И я совершил демарш. Точнее, два демарша.
       Поменял Шекелю имя. Назвал Гошей. И отнес его к ветеринару. Попросил кастрировать.
       К этому акту меня подтолкнули обстоятельства. У кота не было серьезных документов. И в силу этого он, несмотря на шикарный экстерьер, не мог рассчитывать на приличную партию. Его бы не взяли в производители.
       Кто-то из родителей Шекеля-Гоши занял первое место на кошачьей выставке в Кременчуге. Но этого недостаточно для родословной.
       Я сам провел тридцать лет в психиатрической больнице в качестве врача. Медицинское начальство этот факт игнорирует. Им нужна лицензия.
       Ну а на улице среди бездомных полудиких кошаков белый пушистый упитанный Гоша выглядел бы как мальчик из хорошей еврейской семьи в публичном доме.
       Потом блохи, кожные заболевания и рваные раны в разных частях тела. 
       Кто-то говорит: – «Хлеб всему голова».
       Кто-то говорит: – «Секс всему голова».
       Это как дороги, которые мы выбираем. У каждой свои преимущества и свои недостатки.
       Инстинкты заменяют друг друга. Если где-то убывает, тут же появляется в другом месте.
       У Гоши вырос, расцвел, можно сказать гипертрофировался пищевой инстинкт. 
       Он ест так, как едят последний раз в жизни. Его требовательное мяуканье преследует меня постоянно. Это не мяуканье, не банальное кошачье «мяу». Это членораздельное осмысленное требование.
       – М-а-л-л-л-о-о…
       Я говорю: 
       – Уймись, Гоша! Хватит.
       Кот смотрит на меня пристальным немигающим взглядом. И видно, как в глубине его разноцветных глаз зияют незаполнимые глубины. И глубины эти вопиют и алчут.
       Гоша раздобрел. У него большой живот. Из-за этого его принимают за кошку. И просят котенка.
       По ночам Гоша забирается ко мне в кровать. Во время сна он кряхтит и стонет.
       Ночью я плохо сплю. Мешает тяжесть в груди и мысли 
       – Коты – думаю я, – живут в среднем восемь лет. Люди – семьдесят. Если наложить одно на другое. Сопоставить, так сказать, и интерполировать. Каких- то четыре года и мы будем с котом ровесники. Вот, гульнем. Если доживем, конечно.

© Валентин Домиль, 17.05.2005г.

Валентин Домиль:

 

P.S.

 

design - Rest
© Kharkov 2001-2012